Время гладить кошек [litres] - Ринат Рифович Валиуллин

молодость. – Спокойно дошли до зала и сели на свои места. В этот момент погас свет, будто все ждали только нас.

Влияние психологии на размер груди. Импланты от тети Нади

С тетей я начала чувствовать себя идеальной. Я училась этому. Единственным моим недовольством была маленькая грудь. Здесь тетя вряд ли чем-то могла помочь, но однажды сказала:

– Маленькая грудь, большая, какая разница. Главное, чтобы в этой груди сердце было честное и свободное.

Эти простые слова на меня, как ни странно, подействовали. Действительно, какая разница.

– У меня тоже грудь выросла не сразу. Точнее сказать, ее и сейчас нет, но этот вопрос меня не мучал никогда. С некоторых пор я поняла: внешность не так важна, гораздо важнее подача. А мужики, падкие на грудь, готовы упасть на любую, лишь бы их инстинкты накормили досыта молоком. Если мужчина ставит форму во главу угла, значит, он глуп и тебя недостоин. Нет, я не против форм, но мне важнее содержание. Что формы, завтра ему понравится другая, послезавтра третья. Он рассыпется на маленькие похотливые желания.

– Маленькие, как грудь?

– Да, грудь – это психология. Она в голове, понимаешь. Да и все остальное тоже.

– Психология?

– В крайнем случае – психолог. Завтра к Вере поедем, кого там у нее только нет.

Фортуна, Вера и Тихон

А начинала я свою большую профессиональную жизнь с роли помощницы с подачи своей тетушки у одной престарелой богатой дамы, ее звали Вера. Вполне себе предсказуемо, рядом с Надеждой всегда просматривалась Вера. Я развлекала старушку в ее большом красном доме. Дом был серым снаружи, зато внутри стены комнат передавали все оттенки красного, от бледно-розового до пурпурно-красного. В этом была какая-то шиза, и это определенно поднимало настроение, особенно когда за окном была зима или осень. Я много времени проводила с Верой, так она просила себя называть, несмотря на разницу лет в целую пропасть, выводила на прогулки, читала ей книги, в основном классику и детективы. Сколько книг было прочитано за это время! Эта милая старушка привила мне любовь к чтению, она возомнила себя Агатой Кристи и все пыталась сложить пасьянс истории своей семьи, чтобы окончательно успокоиться, однако лучше всего ее успокаивали сигареты. Она любила курить на террасе.

В том, как она курила, чувствовался ментоловый снобизм и легкая мигрень. В ее гостеприимном доме, как в ретроспективе, пахло ностальгией и несбывшимися мечтами, а большое количество статуэток и картин намекало на то, что мечты стали экспонатами домашнего музея. Отдельных слов занимала библиотека, там, в мире замерших слов, случайно забредшие гости сами превращались в слова. Цвет стен бордо урожая 1963 года согревал. Потом, уже тепленькие, все собирались за большим круглым столом в гостиной. Много шоколада, фруктов и варенья, словно декорация для съемок Елисеевского гастронома.

За прилавком она сама стояла с грустной улыбкой. В старости все улыбки либо грустные, либо сумасшедшие. Вера в розовом платье и белом переднике, когда ее что-то не устраивало, она то и дело одергивала платье и начинала с ним разговаривать на повышенных тонах, но такое случалось редко. В основном слова ее были вкусными, как пломбир. Холодный и тающий во рту. Им была свойственна убедительная прохладная хрипотца. И чтобы окончательно не простыть и не заразить речью всех остальных, потом выносили самовар. Большой, блестящий, в котором каждый мог увидеть себя словно в комнате кривых зеркал. В том, как Вера угощала всех чаем, звучал Чайковский. Торжественный, как весь русский балет, поданный в красивом сервизе с золоченой каймой. Несмотря на то что чай был крепкий и горячий, все слова сливались в одну благопристойную беседу ни о чем. Вера любила собирать людей и слушать. Со стороны казалось, что после смерти мужа ей было гораздо интереснее говорить со своим рыжим котом Твигсом, чем с людьми. Между сестрами тоже было все мирно, если даже пробегала кошка, то ненадолго, может, потому что это была не кошка, а кот. У Твигса была способность всех помирить и успокоить, несмотря на разногласия. Вера любила политику, Надя – себя, интересы у них были разные, а разговоры поверхностные:

– Надя, как ты? Настроение выходное?

– Не совсем. Думаю его приподнять, сходить в салон красоты.

– А что с настроением?

– Не знаю, кошки на душе скребут.

– Правильно, сделай им маникюр.

– А ты что делаешь?

– Да ничего особенного. Новости слушаю.

– Не надоело?

– Должна же я быть в курсе того, что творится в мире.

– Кому?

– Тебе хотя бы, ты же ни черта не знаешь.

– И не хочу знать. У меня и так полно седых волос.

– Вот и подкрасишь в салоне. А потом дуй сразу ко мне. Тома обещала испечь пирог с семгой.

Иногда Вера разговаривала сама с собой, кто бы еще мог понять ее лучше, чем она сама. В ее большом светлом доме часто появлялись гости, то на каких-то вечеринках, по случаю праздников или дня рождения, то просто так, в любом случае бабушка меня знакомила со всеми. В основном ее коллеги по сцене. Когда-то она играла в театре. Театр закончился, но артисты остались. Это был бал падших ангелов и монстров, а мне приходилось улыбаться всем: парикам, декольте, филлерам, ботоксу, все это так бросалось в глаза, что становилось смешно. Как люди могли так не любить себя? В этом доме я научилась видеть людей, распознавать их желания и знать, чего ожидать от того или иного персонажа. Лакмусом своих людей была большая красная картина. Красная картина на красных обоях у многих вызывала удивление. Бомба медленного действия, заложенная еще одним гением Ротко. Не все ее сразу замечали, но кто замечал, считались уже своими. Потом они как заговоренные то и дело возвращали взгляд к этому холсту. Дорогая загадка от самого дорогого художника. Общение под красное было довольно фривольное. Вера не любила церемоний, и этот молодой человек не церемонился:

– Потрясающе выглядишь. Как тебе это удается?

– Я каждое утро меняю плохое настроение на чашку кофе.

– А я все время думаю, кто эти счастливые люди, которым с утра кто-то варит кофе. Откуда такая роскошь?

– Я не рассчитала силы, пару раз развелась по любви и решила, что хватит, дудки, и вышла по расчету. Тем более, что он был настойчив, он бурил скважины в Сибири, ну, и пробурил одну в моем сердце. Так и общались, он качал нефть, я качала права, потом мне надоело, я сдалась и начала